— Сочувствую тебе. Мне кажется, ты просто обязан был повторить поступок отца и спеть для возлюбленной песню под окном, — сказала она, не открывая глаз.
Марио улыбнулся.
— Моя работа — пока единственная возлюбленная.
— Спой для меня.
— Я? — от удивления у него задергался глаз. — Я не умею петь.
— Тогда прочитай. То самое стихотворение.
Марио кашлянул в кулак.
— Хорошо, постараюсь вспомнить.
«Моя душа мертва, в ней живо лишь страданье,
С тех пор как должен быть я вдалеке от вас,
И если б я не жил надеждой на свиданье,
Уже давно б настал моей кончины час.
Пускай земная твердь лишится небосвода,
Пусть солнце навсегда покинет небеса,
Пусть перепутает все атомы природа,
Но пусть позволят мне вновь вам глядеть в глаза»
Все это время он не сводил глаз с ее розовых губ. Цветочный аромат духов, казалось, навсегда отпечатался в его голове, как самый приятный запах на свете.
— Красиво, — проговорила она, то ли бодрствуя, то ли во сне.
Марио откинулся на сидение. Нужно уснуть, только так можно победить ненавистное время.
Через пять часов Марио радостно обнимал землю пальцами ног через подошву. Анна заканчивала проходить таможенный контроль, рассказывая офицеру заготовленную легенду о посещении знаменитого винного фестиваля, предъявив поддельное приглашение. На выходе они взяли такси.
Позади здания аэропорта подобно стражникам возвышались сопки, покрытые густым туманом. Они то сливались с белым фоном, то снова появлялись, будто играли с небом в прятки.
— Палаццо де Ла-Монеда, — сказал Марио таксисту.
Тот понятливо кивнул и автомобиль тронулся со стоянки.
— Куда мы едем?
— Туда где Карл Смит спрятал записи.
— Как тебе удалось расшифровать письмо?
— Мистер Смит точно знал, где захоронена статуэтка, поэтому специально оставил ключ-подсказку на теле Рауля, — Марио сбавил гордую улыбку, при упоминании имени ее отца. — Думаю, что они действовали с Джеймсом Гаррисоном сообща. Тело Рауля обработали каким-то бальзамирующим веществом. Так что после смерти он превратился в мумию хранившую карту сокровищ.
Марио достал из кармана свернутый клочок бумаги.
— Этот рисунок я нашел на обратной стороне мочки уха Рауля.
Анна с отвращением посмотрела на Марио, будто тот совершил постыднейший акт некрофилии с телом ее отца.
— Так вот. Моя бабушка родом из Сантьяго. Она всегда считала, что я должен знать географию страны своих предков, поэтому часто рассказывала о жизни в Чили.
Марио протянул листок Анне. Она с досадой осмотрела нарисованные фигуры, затем вопросительно взглянула на Марио.
— Буква «Т» в кружочке?
— Это не буква и не круг. Моя бабушка была ярой сторонницей Карлоса Ибаньеса Дель Кампо. Дважды президент Чили в тридцатые и пятидесятые годы. Он позиционировал себя сторонником простых людей и борцом против олигархов, поэтому перед последними президентскими выборами избрал своим символом швабру. Этим он хотел показать свою решимость вымести всех коррупционеров из президентского дворца Де Ла-Монеда.
— Швабра и монета, — воскликнула она.
— Именно. Это указатель на дворец Ла-Монеда.
— Карл спрятал документы в президентском дворце? И как ты планируешь туда попасть?
Марио запнулся.
— Это уже много лет не дворец сеньора, — заговорил бородатый таксист. — Туда с начала двухтысячных водят экскурсии.
— Откуда Карл Смит тридцать лет назад мог знать, что откроются экскурсии? Да и кто бы его пустил туда?
— Я не знаю всех ответов. Но уверен, что мы на один шаг опережаем Филиппа Нойманна. Все что я хочу сейчас — это сделать этот шаг. Наше преимущество мы сможем использовать, чтобы освободить Рамона.
Анна отвернулась к окну и не ответила.
Автомобиль мчался по знаменитому шоссе Костанера Норте, ведущему прямо к центру города, где располагался президентский дворец. Горизонт опоясывали хребты андских гор. Как гигантские рожки с мороженным они величественно тянулись к небу, всем своим грозным видом показывая — кто главный на этой земле. Спор между природой и человеком оказался с треском провален последним. Невысокие лачуги из дерева и хрупкого кирпича, как насмешка усеяли подножия самой длинной горной цепи на планете. Человек испокон веков гордился тем, что победил природу, подчинил своей выгоде. Леса, океаны и поля слишком слабые соперники, где человек давно занял позицию льва. Что ни говори о горах. Там правят камень и холод, по настроению которых человек живет или умирает.
Таксист выскочил с шоссе, проехал еще несколько кварталов и вероломно припарковался у края забора президентского дворца.
— Быстро, быстро, быстро! Тут нельзя парковаться, — ахнул таксист, убирая оплату в карман.
Марио и Анна обошли забор и оказались на придворцовой площади, покрытой газонами зеленной травы с вымощенными дорожками, устремленными с разных концов к центральному кругу.
— Площадь революции, — объяснил Марио. — У меня до сих пор дома полно открыток, привезенных бабушкой. Как тут все изменилось. Раньше параллельно дворца проходила дорога, а вот здесь были фонтаны.
— Ближе к делу. Что теперь? — занервничала Анна.
Марио опустил на нее взгляд и улыбнулся.
— Пойдем на экскурсию.
Они прошли через высокие деревянные ворота, с боков охраняемые четырьмя парами колонн. С воздуха дворец напоминал огражденную с четырех сторон крепость с большим двором в самом центре для приема высоких гостей.
— Я договорился, нас возьмут в американскую группу, — шепнул Марио на ухо Анне, пока она осматривала огромные настенные часы из дуба. — Пошли.